Версiя для друку Обговорити в форумi

(Продовження. Поч. в № 26).

А как обстояли дела на Украине?
Продолжим чтение книги Рокоссовского:
"...на КП корпуса днем был доставлен генерал без оружия, в растерзанном кителе, измученный и выбившийся из сил, который рассказал, что, следуя по указанию штаба фронта, увидел западнее Ровно стремглав мчавшиеся на восток одну за другой автомашины с нашими бойцами. Генерал уловил панику и решил задержать одну из машин. В конце концов ему это удалось. В машине оказалось до 20 человек. Вместо ответов на вопросы, куда они бегут и какой они части, генерала втащили в кузов и хором стали допрашивать. Затем объявили переодетым диверсантом, отобрали документы, оружие и тут же вынесли смертный приговор. Изловчившись, генерал выпрыгнул на ходу и скатился с дороги в густую рожь...
...случаи обстрела лиц, пытавшихся задержать паникеров, имели место и на других участках.
Бегущие с фронта поступали так, видимо, из боязни, чтобы их не вернули обратно...
...24 июня (то есть уже на третий (!) день войны) в районе Клевани (150 км от границы) мы собрали много горе-воинов, среди которых оказалось немало и офицеров. Большинство этих людей не имели оружия. К нашему стыду, все они, в том числе и офицеры, спороли знаки различия.
В одной из таких групп мое внимание привлек сидящий под сосной пожилой человек, по своему виду и манере держаться никак не похожий на солдата. С ним рядом сидела молоденькая санитарка (какие темпы - третий день войны, а уже успели и петлицы спороть и ППЖ завести!). Обратившись к сидящим (сидящим перед генералом!), а было их не менее сотни человек, я приказал офицерам подойти ко мне. Никто не тронулся. Повысив голос, я повторил приказ во второй, третий раз. Снова в ответ молчание и неподвижность (вот она - "проблема связи", которая на войне решается не наличием проводов и раций, а желанием установить связь). Тогда, подойдя к пожилому "окруженцу", велел ему встать. Затем спросил, в каком он звании. Слово "полковник" он выдавил из себя настолько равнодушно и вместе с тем с таким наглым вызовом, что его вид и тон буквально взорвали меня. Выхватив пистолет, я был готов пристрелить его тут же, на месте. Апатия и бравада вмиг схлынули с полковника. Поняв, чем это может кончиться, он упал на колени и стал просить пощады..."
А чем бы эта сцена могла закончиться, если бы в руках у кого-то из "окруженцев" оказалось оружие? "Объявили переодетым диверсантом, отобрали документы, оружие и тут же вынесли смертный приговор..." И числилась бы фамилия Рокоссовского в длинном списке погибших советских генералов, с весьма распространенной в этих списках, пометкой: "Место захоронения неизвестно".
Теперь снова берем книгу воспоминаний Н. К. Попеля "В тяжкую пору".
В отличие от мехкорпуса Рокоссовского, дислоцированного в глубоком тылу округа, 8 МК генерал-лейтенанта Рябышева перед войной располагался в районе Дрогобыч - Стрый, всего в ста километрах от границы. И вместо грубого фарса с "окруженцами в кальсонах", с первых же дней война предстала перед взглядом Попеля в своем истинном, трагическом обличии:
"...немецкие истребители с хватающим за душу воем и пулеметной дробью пролетают над головами. После каждого захода - стоны, крики. Бойцы разбегаются в хлеба, тянущиеся по обе стороны шоссе. Потом долго собираются. Стоят около раненых и убитых, рассматривают поврежденные машины. Не спешат в кузова - на земле как-то надежнее. А когда, наконец, усаживаются по своим местам, выясняется, что нет Петрова или Сидорова. Начинаются розыски, командиры охрипшими голосами выкрикивают фамилии. На дороге пробка, а тем временем снова появляются самолеты..."
Это картины вечера первого дня войны. А вот день второй:
"...сегодняшняя дорога отличается от вчерашней. И не к лучшему. Это уже дорога отступления... Среди машин с ранеными - грузовики, везущие какое-то имущество. Неясно - личное или казенное... Вот полуторка, весь кузов которой занимает высоченный черного дерева буфет.
...Раненые не только на машинах. Они бредут вдоль шоссе, опираясь на палки, поддерживая здоровой рукой поврежденную... Попадаются бойцы, у которых не заметишь признаков ранения. Возможно, повязки под одеждой, а может быть... Ловлю себя на недобрых подозрениях...
...С севера, из лесу, на галопе выскакивают артиллерийские упряжки без пушек. Постромки обрублены. Красноармейцы верхом. Когда-то, давным-давно, в двадцатом, вероятно, году, я видел такое. Батарейцы удирали, обрубив постромки, бросив пушки...
Мы с Балыковым выскакиваем из машины:
- Какой части, откуда?
Тот, что сидит впереди, без ремня, без пилотки, натягивает узду:
- А вы пойдите туда, хлебните, будете знать - кто и откуда?
Балыков расстегивает кобуру. Это заставляет сбавить тон.
- Товарищ комиссар, всех танками передавило. Мы одни оста-лись. Хоть верьте - хоть не верьте: у него танков тыщи. (Как же нам в это не поверить? Нам про эти "тысячи танков" шестьдесят лет во всех книжках писали.) Что тут "сорокапяткой" сделаешь... Надо к старой границе тикать...
...Когда до Яворова оставалось километров 15 - 20, в узком проходе между разбитыми грузовиками и перевернутыми повозками моя "эмка" нос в нос столкнулась со штабной машиной. Разминуться невозможно. Я вышел на дорогу. За встречным автомобилем трактора тащили гаубицы (в шибко "подготовленном" к войне со всем миром вермахте гаубицы в то время таскали шестеркой лошадей).
Меня заинтересовало - что за часть, куда следует. Из машины выскочили майор со старательно закрученными гусарскими усами и маленький круглый капитан. Представились: командир полка, начальник штаба.
- Какая у вас задача? Майор замялся.
- Спасаем матчасть...
- То есть как - спасаете? Приказ такой получили?
- Нам приказ получать не от кого: штаб корпуса в Яворове ос-тался, а там уже фашисты. Вот и решили спасти технику. У старой границы пригодится...
Мне стало ясно: артиллеристы самовольно бросили огневые позиции. Я приказал остановиться, связаться с ближайшим штабом стрелковой части и развернуть орудия на север.
Усатый майор не спешил выполнять приказ. Пришлось пригрозить:
- Если попытаетесь опять "спасать матчасть", пойдете под суд.
А начальника штаба прошу ко мне в машину, поедем в Яворов.
В Яворове немцев не было...
Я передал оперативному дежурному кругленького капитана-артиллериста..."
Пройдя в бесцельных метаниях километров двести, 8 МК получил третий за два дня приказ: отойти от Яворова на восток, к Бродам. Это еще 130 км, и все дороги на Броды ведут через Львов.
"...в восемь часов утра 24 июня, когда мотоциклетный полк вступил на обычно людные улицы Львова, нас встретила недобрая тишина... Изредка раздавались одиночные выстрелы. По мере того, как машины втягивались в город, выстрелы звучали все чаще... Мотоциклетному полку пришлось выполнять не свойственную ему задачу - вести бои на чердаках. Именно там были оборудованы наблюдательные и командные пункты вражеских диверсионных групп (так, подчиняясь внутренней самоцензуре, Попель называет бандеровцев), их огневые точки и склады боеприпасов. Противник контролировал каждое наше движение, мы же его не видели, и добраться до него было нелегко. Схватки носили ожесточенный характер... Понять, где наши, где враги, никак нельзя - форма на всех одинаковая, красноармейская. Нелегко было навести порядок и на центральной магистрали. Стихия бегства владела людьми..."
"...Ко мне подъехал Оксен (начальник контрразведки корпуса).
- Могу представить, - доложил Оксен, - учитель Осип Степанович Кушнир пойман на чердаке за пулеметом. Отстреливался до последнего патрона... Кушнир не желал отвечать на мои вопросы.
Он молчал. Потом поднял голову, откинул назад свою волнистую шевелюру, посмотрел на меня в упор и спокойно произнес:
- Попадись вы мне, я бы на вас столько времени не тратил. Прикажите расстрелять.
Я помнил: от национализма до фашизма один шаг... Передо мной, украинцем-коммунистом, стоял украинец-фашист. Миндальничать с ним не приходилось..."
Вечер того же дня, 24 июня 1941 г.
"...я нагоняю странную процессию. Лейтенант с двумя красноармейцами (у всех троих винтовки на руку) конвоируют полного человека с поднятыми вверх руками, в гимнастерке без ремня. Задержанный вяло переставляет ноги - как видно, уже распрощался с жизнью.
- Кто таков?
- Шпион, товарищ бригадный комиссар, ведем расстреливать. "Шпион" поворачивается:
- Николай Кириллыч, родной...
Ко мне бросается начальник артиллерии корпуса полковник Чистяков. Он так переволновался, что не в состоянии говорить. За него все объясняет лейтенант:
- Без документов, без машины. Интересуется каким-то гаубичным полком. Петлицы полковника, а пузо, как у буржуя...
Уже в моей машине, минут через десять, полковник Чистяков приходит, наконец, в себя, и я узнаю подробности. Во Львове на автомобиль Чистякова напали - то ли парашютисты, то ли бандеровцы. (Ну какие парашютисты, Николай Кириллович? На всем Восточном фронте не было НИ ОДНОЙ парашютно-десантной части вермахта). Полковнику пришлось спасаться бегством. Планшетка с документами осталась на сиденье машины..." А ведь на самом деле полковнику Чистякову крупно повезло. Попался бы он в руки особистов - пришлось бы отвечать не за недостатки фигуры, а за секретные документы, брошенные в чистом поле...
Разумеется, это еще мелкие отдельные недостатки. Главное - сражение у Дубно - было впереди.
Как вы помните, вечером 28 июня 7-я моторизованная и 12-я танковая дивизии 8 МК начали беспорядочный отход. И вот как это выглядело в деталях:
"...Рябышев сел на "эмку" и помчался к Бродам. По пути он натыкался на бредущих толпами бойцов, горящие машины, лежащих в кюветах раненых. Рубеж, предназначенный дивизии Нестерова (12-я тд), никто не занимал...

(Далі буде).

Версiя для друку Обговорити в форумi

"Кримська Свiтлиця" > #27 за 01.07.2005 > Тема ""Білі плями" історії"